...Росиэль-сама, только не убивайте, мне надо выговориться.
Холодно. Форточка на распашку и он в кресле с книжкой. Распущенные волосы. Чуть вьются после ванной. Угольно-черные на бледной коже. И это мне он говорит, что я экстремал, а сам-то... простудиться можно на раз. Прохожу мимо зала. Не хочу мешать его одиночеству.
Удобнее всего на кровати играть на ноуте. Нет, для других целей она тоже годится, но ноут это святое. Под рукой тарелка с фруктами, футболка уже бело-оранжевая от апельсина. Челка постоянно лезет в глаза, надо искать ободок, либо вообще на лысо стричься. Очередная хентайная картинка открылась одновременно с дверью. Он застыл в дверях смотря на это “идеалистическое” зрелище. Интересно, он сразу начал думать, чем отстирывать пятна? Укоризненный взгляд, шаги к кровати, отставление тарелки. Захлопывающийся ноутбук, руки на футболке. “Снимай”. Покорно подчиняюсь и отдаю злосчастную одежку...которая тут же летит на пол. Горячее дыхание на шее, пальцы, зарывшиеся в волосы, и тихий шепот “Ненавижу твои игры”.
Я люблю его распущенные волосы, но я не люблю в них путаться под утро. Пока же они разметаны по простыне и подушке. Несколько прядей накручены на мою руку. Может быть больно, когда я натягиваю их, но мне все равно. Хоть какая-то, иллюзорная, но власть над ним. Сдавленный стон, запрокинутая голова, так что на шее уже можно рассмотреть намечающийся синяк. Ловлю руки, не позволяя коснуться себя. Нет, любимый, прости, но я хочу тебя помучить. Выгибающееся тело, движение мне навстречу. Безумный взгляд. Крик. Я люблю этот голос, особенно когда он так откровенно неприличен. Когда пропадает аристократическая спесь и холодная выдержка. Когда тон почти молящий. Почти...
Холодно. Форточка на распашку и он в кресле с книжкой. Распущенные волосы. Чуть вьются после ванной. Угольно-черные на бледной коже. И это мне он говорит, что я экстремал, а сам-то... простудиться можно на раз. Прохожу мимо зала. Не хочу мешать его одиночеству.
Удобнее всего на кровати играть на ноуте. Нет, для других целей она тоже годится, но ноут это святое. Под рукой тарелка с фруктами, футболка уже бело-оранжевая от апельсина. Челка постоянно лезет в глаза, надо искать ободок, либо вообще на лысо стричься. Очередная хентайная картинка открылась одновременно с дверью. Он застыл в дверях смотря на это “идеалистическое” зрелище. Интересно, он сразу начал думать, чем отстирывать пятна? Укоризненный взгляд, шаги к кровати, отставление тарелки. Захлопывающийся ноутбук, руки на футболке. “Снимай”. Покорно подчиняюсь и отдаю злосчастную одежку...которая тут же летит на пол. Горячее дыхание на шее, пальцы, зарывшиеся в волосы, и тихий шепот “Ненавижу твои игры”.
Я люблю его распущенные волосы, но я не люблю в них путаться под утро. Пока же они разметаны по простыне и подушке. Несколько прядей накручены на мою руку. Может быть больно, когда я натягиваю их, но мне все равно. Хоть какая-то, иллюзорная, но власть над ним. Сдавленный стон, запрокинутая голова, так что на шее уже можно рассмотреть намечающийся синяк. Ловлю руки, не позволяя коснуться себя. Нет, любимый, прости, но я хочу тебя помучить. Выгибающееся тело, движение мне навстречу. Безумный взгляд. Крик. Я люблю этот голос, особенно когда он так откровенно неприличен. Когда пропадает аристократическая спесь и холодная выдержка. Когда тон почти молящий. Почти...